Ведьма для инквизитора [= Стокгольмский синдром] - Татьяна Гармаш-Роффе

– А если бы Марк ей развод не давал, она бы его убила?

– Нет, – твердо ответила Алена. – У вас складывается ошибочное мнение о Майе. Она практична, она тщеславна, да, – но она не способна на убийство. Как вам ни покажется странным, Майка очень добра и отзывчива. Она многим помогала на курсе, могла, не задумываясь, последнее отдать.

– А бывало «последнее»?

– Ну, строго говоря, «последним» оно было на пять ближайших минут. К ней с удивительным постоянством притекало все, что ей требовалось, – и деньги, и шмотки, и развлечения.

– Хорошо. А во-вторых?

– Влюбиться Майка не могла: она очень эмоциональна, но совсем не романтична. Честно говоря, никогда не доводилось ее видеть влюбленной. Вот в нее – сколько угодно… И в-третьих, она бы мне проговорилась. И потом, Марк был довольно ревнив. Он требовал отчета о ее времяпровождении, постоянно звонил и спрашивал, где она и с кем. В таких условиях трудно заводить романы на стороне…

– Как знать. Бывают особые таланты – вдохновенных врунов. У меня есть одна знакомая, которая годами водит своего мужа за нос. Ее любимый афоризм: «Если женщина успела натянуть трусы, она ни в чем не виновата!»

Алена рассмеялась.

– Нет, Майка врать не умеет. Привирать – это да, но врать по-настоящему, стройно и логично, да еще и постоянно? Нет, такого таланта я за ней никогда не замечала. Она соврет – а потом забудет, что именно. Ее слишком легко поймать.

– Она умна?

– Трудный вопрос. Иногда порет чушь. Иногда неожиданно блещет четкой и точной мыслью. Не поймешь. Она очень спонтанна.

– По крайней мере, не глупа?

– О нет.

– Как вы расцениваете ее выходку на телевидении?

– Как полный бред. Майя иногда говорит или делает раньше, чем думает. Получаются глупости. Я вам сказала, она очень спонтанна, непосредственна.

– Куда, по-вашему, она могла поехать?

– Это невозможно предугадать. У Майи есть деньги, и она могла взять любой билет на любой вид транспорта в любом направлении…

– Сомневаюсь. Если она с заложником, то вряд ли потащит его под дулом пистолета на вокзал или в аэропорт, а если бы она была без него – он бы уже просто появился в этой квартире.

– Понимаю… Но у Майки есть еще невероятное количество друзей, готовых для нее в лепешку расшибиться.

– Мужчин?

– Конечно. С женщинами у нее не очень дружба получается, женщины в большинстве завистливы, а она слишком непосредственна в своем эгоизме…

– Но вы с ней дружите. Значит, получилось?

– Я в некотором смысле исключение… Меня не задевает ее самомнение и ее выходки, на которые большинство девчонок реагирует болезненно… И она это знает и ценит во мне… Хороший снимок, – указала вдруг Алена на небольшую фотографию Алексея, стоявшую на письменном столе.

Алеша был на ней снят вполоборота, что выгодно подчеркивало красивую линию его подбородка с небольшой впадинкой; его каре-зеленые, «ореховые», как называла их Саша, глаза смотрели в объектив с нежностью – снимала его Александра, и нежность была адресована ей… Он был действительно очень хорош на этой фотографии – снимок запечатлел то редкое мгновение, когда лицо его не было защищено обычным скептическим выражением бывалого полицейского – легкой смеси усталости и разочарования, с примесью честности и суровости. Здесь был настоящий Алеша, тот, которого она одна знала, тот, которого она… Которым она дорожила.

– Да… Мне тоже нравится, – сдержанно согласилась Александра.

– Что-то в нем есть такое… Про таких говорят – «интересный».

Алена хотела добавить: «И боюсь, что Майка им заинтересовалась», но не отважилась.

Но Александра не поняла, с какой стати ее гостья пустилась в обсуждение Алешиной фотографии. Ей это было неприятно, она не любила, когда влезали в ее интимное душевное пространство.

– Насколько я понимаю, Алена, – решила она закрыть тему, – вы никак не можете мне подсказать направление, в котором нужно искать вашу подругу и моего друга?

– Рада бы, но…

– Ну что ж, и на том спасибо… Пойдемте за стол? Боюсь, что уже все остыло…

– Вы только не подумайте, – говорила Алена, следуя за Александрой, – что я пытаюсь ее покрыть, совсем нет! Напротив, я бы очень хотела, чтобы ее нашли поскорее! Майка, я вам говорила, иногда поступает и говорит не подумавши, но при этом она делает глупости с азартом ребенка, который играет в войну с найденной гранатой и не отдает себе отчета, что граната может разорваться у него в руке…

* * *

К вечеру Алексей получил новое сообщение от Александры: история с муляжом полностью подтверждалась.

Кис был даже разочарован. Полученная информация практически подтверждала рассказ Майи, не оставляла никакого зазора, куда могла бы поместиться ложь, чем Алексей бы немедленно воспользовался. Даже бармен подтвердил, что идея девушке пришла в голову именно в его баре, буквально у него на глазах. Значит, либо Майя не соврала, либо она очень уж ловко все придумала – и придумала, предусмотрев так много деталей, что это было практически невероятным.

Алексей не знал, чего ему больше хотелось: чтобы Майя оказалась виновной или чтобы она не имела никакого отношения к убийству мужа. Она его довольно сильно раздражала своей нахальной самонадеянностью, своим вызывающим эгоцентризмом; но в то же время в ней было что-то трогательное, даже нахальство ее было по-детски непосредственным и воспринималось, скорее, как шалость… На нее невозможно было всерьез обижаться, как на котенка, который тебя оцарапал… Кис понимал, отчего мужчины всегда наперегонки мчались опекать эту девчонку (о чем ему сообщила Александра со слов Алены)… Да, он чувствовал, хоть и не сумел бы выразить словами эту… эту…

В общем, эту ее особенность.

* * *

Не выспавшись прошлой ночью, Кис провалился мгновенно в сон. Глубокий, вязкий сон со смутными сновидениями, из тех, что никогда не вспомнить поутру.

Он не сразу понял, что его разбудило. Показалось, что затрезвонил будильник. Слепо уставившись в темноту, он вдруг осознал: это был не будильник. Это был… визг.

Майин визг!

Майин? Визг?

Кис вслушался в ночь. Тихо.

Показалось?

Нет, не показалось! До него донесся шорох, неясный звук какой-то возни и вдруг тихое мычание Майи, как будто ей зажали рот. И неразборчивое мужское бормотание.

Веня?

Что происходит? Сцена ревности? Попытка изнасилования?

Алексей быстро нашарил связку ключей, отомкнул наручник и неслышно скользнул к двери. Резко распахнул.

В гостиной никого не было, но звук доносился из сеней, дверь в которые была раскрыта настежь. В слабом отблеске лунного света, струившегося из окна гостиной, вырисовывался высокий мужской силуэт. Это был не Веня.